Стон и шепот  - Стелла Грей

– Сломать камеры – крайне неблагоразумный поступок. Ты могла бы быть более благодарной за собственное спасение, – произнес он и захлопнул за своей спиной дверь.

– Спасение?! – едва слышно выдохнула я, потому что громче просто не могла. – Вы меня изнасиловали!

Мужчину странно передернуло от моих слова, и в следующий миг он посмотрел на меня так, будто бы не прочь продолжить мое насилие здесь и сейчас. Он просто пожирал меня глазами. Я ощущала этот взгляд так, словно он змеей скользил по моему телу, и никакое покрывало не было ему преградой.

– Насиловал? Нет, я тебя даже пальцем не трогал. Хотя, – он задумчиво осмотрел свою руку, – вру, пальцем все же трогал…

Я вспыхнула от этого пошлого намека. Пальцем? Я не помнила ни черта, вот только ощущения в промежности говорили о том, что кое-что все же было. Вопрос, что именно.

– Отпустите меня, – взмолилась я, не желая ни в чем разбираться сейчас. – Я никому не скажу о том, что вы меня похитили. Буду молчать, только отпустите.

– Ты действительно идиотка или только притворяешься? – Он в несколько шагов миновал расстояние до кровати, останавливаясь в десятке сантиметров от нее и глядя в упор на меня. – О какой свободе может быть речь? Я заплатил кучу бабла за твою жизнь, и ты должна как минимум проникнуться ко мне за это благодарностью.

Пока что я прониклась к нему только ненавистью. Он выглядел относительно молодым. Высокий брюнет, лет тридцать-тридцать пять, но ранняя седина уже тронула волосы, лицо красивое, породистое и хищный профиль. В нем сразу чувствовалась власть, деньги и вседозволенность, которую они дарили. Такие любят, когда их боятся и пресмыкаются, мне же хотелось выцарапать ему глаза, но вместо этого я всхлипнула:

– Я не понимаю, о чем вы! О какой благодарности речь? – каждое слово отдалось болью в связках.

Отвечать он не спешил, но вместо этого спросил:

– Как тебя зовут?

Подонок! Можно подумать, он не знал.

– Я ничего вам не скажу, – просипела и скривилась от спазма. Горло разрывало не простой болью, и я не просто сорвала связки. Что-то более серьезное… – Меня будут искать. Бабушка, в академии…

– Так вот, дорогая, слушай внимательно. – Подонок перебил меня и сел на краешек кровати, придвинулся так близко, что схватил за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. – Тебе крупно повезло, что когда тебя обдолбанную хотели трахнуть во все дыры, а потом расчленить богатые отморозки, ты попалась мне. Вдвойне повезло, когда отрубилась и уснула в постели со мной. Трахать спящих амеб не в моих правилах, поэтому решил оставить тебя до утра. В третий раз тебе повезло, когда за тобой пришли забрать на “утилизацию”, а я все еще был не удовлетворен. Так что будь благодарна за спасение своей прелестной шкурки и цени, что из всех зол, с которыми ты столкнулась, наименьшее – это я. Если будешь послушной девочкой, я превращу твою жизнь в рай…

Он говорил все это, а взгляд блуждал по моему застывшему лицу, потому что я была не в силах так быстро осознать и переварить все, что он сказал. Мне повезло? Он серьезно?

Попасть в лапы богатого психа?

– Ну же, скажи, что-нибудь. – Он дернул меня за подбородок в попытке вытрясти ответ.

Да легко!

– Пошел на хер! – прошипела я, не стесняясь выражений, и вывернулась из хватки пальцев. Вскочила с другой стороны кровати и, все так же кутаясь в покрывало, продолжила: – Я скорее из окна выброшусь, чем позволю тебе до себя еще хоть пальцем дотронуться.

Уголок его рта дернулся то ли в усмешке, то ли в оскале. Было видно, что моя бравада его ни капли не тронула, скорее, разозлила. Он медленно поднялся, обошел кровать, я же отступала шаг за шагом, пока не уперлась в то самое окно, из которого собиралась выброситься.

– На хер, говоришь? – переспросил он, вжимая меня бедрами в подоконник. – Это ты у меня туда сходишь, и не один раз. И еще прыгать будешь на нем, как цирковая собачка…

Я боролась с желанием плюнуть ему в лицо, останавливало только осознание, что одно дело скинуться самой, а другое, когда тебя скинут. А этот тип может…

– А вам добровольных цирковых собачек уже не хватает? – не смогла оставить я без ответа. – Просто так никто не дает, похищать стали?

– В этом доме я решаю, кто мне дает, а кто нет. – Он рывком отнял от моей груди руки, которыми я подтягивала покрывало, заставляя его опасть на пол бесформенной тряпкой. Я дернулась, чтобы сбежать, но он крепко удержал за запястья, дыша мне в лицо и прижимаясь белой рубашкой к моей обнаженной груди. – И если бы не срочные дела, развернул бы тебя раком здесь и сейчас, открыл окно, чтобы ты кричала, не стесняясь, на всю округу, и натянул бы по самые яйца. Потому что могу, потому что хочу и обязательно сделаю.

– Урод!

– Меньшее из зол, – повторил он. – И у тебя время до вечера решить, от чего ты будешь кричать: от удовольствия или боли. В конце концов, никто не мешает мне накачать тебя наркотой вновь и сделать податливой текущей сучкой.

Я задергалась под этим психом, пытаясь высвободиться, но он и сам отпустил, тут же отходя на шаг и попутно бросая взгляд на наручные часы.

– До вечера, сладкоголосая сирена, – прозвучало, словно издевка над моей хрипотой. – У тебя есть над чем подумать!

Руслан Коршунов

Под кайфом она нравилась мне больше.

Послушная, нежная, заводится с пол-оборота.

Когда утром я оставил ее в гостевой спальне, то уже был свято уверен в том, что поступил правильно. Она меня возбуждает и, самое главное, она же и может удовлетворить. Только она. Только от ее голоса мурашки по загривку и железный стояк, настолько болезненный, что отказывает здравый смысл.

Оставлю как любовницу. Что-то вроде секс-куклы, которую я могу иметь сколько хочу и как хочу.

Я поставил камеры в комнате и не мог удержаться от того, чтобы не переключать компьютер на них в лихорадочном ожидании ее пробуждения. От воспоминаний о ночи у меня отключились мозги и оставалась только одна потребность: взять. Разложить на кровати и иметь несколько часов подряд, так долго, чтобы после была лишь безграничная сытость. Хотелось натрахаться на неделю вперед, наконец-то вернуть холодный разум, без голодной одержимости ее гибким телом.

Хорошая девочка. Хорошая кошечка.

Отличный домашний хомячок.

Я досадливо дернул уголком губ.

Хомячок оказался саблезубым и неблагодарным, с ходу цапнул хозяйскую руку, а не упал на спинку, раздвинув ножки.

Лишь Бог знал, чего мне стоило, зажав ее у окна, не расстегнуть штаны и не ворваться в такое доступное тело, сильно кусая за плечи и воя от бешеного желания.

Меня сводило с ума все.

Девушка хрипло шепчет, ругается, а меня штырит так, словно она ноги раздвигает и ласкает себя у меня на глазах.